Неточные совпадения
Городничий. Скажите! такой просвещенный гость, и терпит — от кого же? — от каких-нибудь негодных клопов, которым бы и на
свет не следовало родиться. Никак, даже темно
в этой
комнате?
На улице царили голодные псы, но и те не лаяли, а
в величайшем порядке предавались изнеженности и распущенности нравов; густой мрак окутывал улицы и дома; и только
в одной из
комнат градоначальнической квартиры мерцал далеко за полночь зловещий
свет.
Он не раздеваясь ходил своим ровным шагом взад и вперед по звучному паркету освещенной одною лампой столовой, по ковру темной гостиной,
в которой
свет отражался только на большом, недавно сделанном портрете его, висевшем над диваном, и чрез ее кабинет, где горели две свечи, освещая портреты ее родных и приятельниц и красивые, давно близко знакомые ему безделушки ее письменного стола. Чрез ее
комнату он доходил до двери спальни и опять поворачивался.
Из окон
комнаты Агафьи Михайловны, старой нянюшки, исполнявшей
в его доме роль экономки, падал
свет на снег площадки пред домом. Она не спала еще. Кузьма, разбуженный ею, сонный и босиком выбежал на крыльцо. Лягавая сука Ласка, чуть не сбив с ног Кузьму, выскочила тоже и визжала, терлась об его колени, поднималась и хотела и не смела положить передние лапы ему на грудь.
Я помню, что
в продолжение ночи, предшествовавшей поединку, я не спал ни минуты. Писать я не мог долго: тайное беспокойство мною овладело. С час я ходил по
комнате; потом сел и открыл роман Вальтера Скотта, лежавший у меня на столе: то были «Шотландские пуритане»; я читал сначала с усилием, потом забылся, увлеченный волшебным вымыслом… Неужели шотландскому барду на том
свете не платят за каждую отрадную минуту, которую дарит его книга?..
Из сеней он попал
в комнату, тоже темную, чуть-чуть озаренную
светом, выходившим из-под широкой щели, находившейся внизу двери.
Только
в эту минуту я понял, отчего происходил тот сильный тяжелый запах, который, смешиваясь с запахом ладана, наполнял
комнату; и мысль, что то лицо, которое за несколько дней было исполнено красоты и нежности, лицо той, которую я любил больше всего на
свете, могло возбуждать ужас, как будто
в первый раз открыла мне горькую истину и наполнила душу отчаянием.
Здесь татарка указала Андрию остаться, отворила дверь
в другую
комнату, из которой блеснул
свет огня.
— Разве не видишь?
Свет в моей
комнате, видишь?
В щель…
Раскольников
в бессилии упал на диван, но уже не мог сомкнуть глаз; он пролежал с полчаса
в таком страдании,
в таком нестерпимом ощущении безграничного ужаса, какого никогда еще не испытывал. Вдруг яркий
свет озарил его
комнату: вошла Настасья со свечой и с тарелкой супа. Посмотрев на него внимательно и разглядев, что он не спит, она поставила свечку на стол и начала раскладывать принесенное: хлеб, соль, тарелку, ложку.
В передней было очень темно и пусто, ни души, как будто все вынесли; тихонько, на цыпочках прошел он
в гостиную: вся
комната была ярко облита лунным
светом; все тут по-прежнему: стулья, зеркало, желтый диван и картинки
в рамках.
Ни за что на
свете не пошел бы он теперь к сундуку и даже
в комнаты.
— Здравствуйте, Алена Ивановна, — начал он как можно развязнее, но голос не послушался его, прервался и задрожал, — я вам… вещь принес… да вот лучше пойдемте сюда… к
свету… — И, бросив ее, он прямо, без приглашения, прошел
в комнату. Старуха побежала за ним; язык ее развязался...
Старушка прошла
в комнаты, загремела там железными болтами ставен,
в комнату ворвались, одна за другой, две узкие полосы
света.
Напевая, Алина ушла, а Клим встал и открыл дверь на террасу, волна свежести и солнечного
света хлынула
в комнату. Мягкий, но иронический тон Туробоева воскресил
в нем не однажды испытанное чувство острой неприязни к этому человеку с эспаньолкой, каких никто не носит. Самгин понимал, что не
в силах спорить с ним, но хотел оставить последнее слово за собою. Глядя
в окно, он сказал...
Стоя среди
комнаты, он курил, смотрел под ноги себе,
в розоватое пятно
света, и вдруг вспомнил восточную притчу о человеке, который, сидя под солнцем на скрещении двух дорог, горько плакал, а когда прохожий спросил: о чем он льет слезы? — ответил: «От меня скрылась моя тень, а только она знала, куда мне идти».
Разыгрался ветер, шумели сосны, на крыше что-то приглушенно посвистывало; лунный
свет врывался
в комнату, исчезал
в ней, и снова ее наполняли шорохи и шепоты тьмы. Ветер быстро рассеял короткую ночь весны, небо холодно позеленело. Клим окутал одеялом голову, вдруг подумав...
Проснулся он с тяжестью
в голове и смутным воспоминанием о какой-то ошибке, о неосторожности, совершенной вчера.
Комнату наполнял неприятно рассеянный, белесоватый
свет солнца, спрятанного
в бескрасочной пустоте за окном. Пришел Дмитрий, его мокрые, гладко причесанные волосы казались жирно смазанными маслом и уродливо обнажали красноватые глаза, бабье, несколько опухшее лицо. Уже по унылому взгляду его Клим понял, что сейчас он услышит нечто плохонькое.
Поцеловав его
в лоб, она исчезла, и, хотя это вышло у нее как-то внезапно, Самгин был доволен, что она ушла. Он закурил папиросу и погасил огонь; на пол легла мутная полоса
света от фонаря и темный крест рамы; вещи сомкнулись;
в комнате стало тесней, теплей. За окном влажно вздыхал ветер, падал густой снег, город был не слышен, точно глубокой ночью.
Когда назойливый стук
в дверь разбудил Самгина, черные шарики все еще мелькали
в глазах его,
комнату наполнял холодный, невыносимо яркий
свет зимнего дня, —
света было так много, что он как будто расширил окно и раздвинул стены. Накинув одеяло на плечи, Самгин открыл дверь и,
в ответ на приветствие Дуняши, сказал...
Взрослые пили чай среди
комнаты, за круглым столом, под лампой с белым абажуром, придуманным Самгиным: абажур отражал
свет не вниз, на стол, а
в потолок; от этого по
комнате разливался скучный полумрак, а
в трех углах ее было темно, почти как ночью.
Она открыла дверь, впустив
в коридор
свет из
комнаты. Самгин видел, что лицо у нее смущенное, даже испуганное, а может быть, злое, она прикусила верхнюю губу, и
в светлых глазах неласково играли голубые искры.
Через полчаса он сидел во тьме своей
комнаты, глядя
в зеркало,
в полосу
света,
свет падал на стекло, проходя
в щель неприкрытой двери, и показывал половину человека
в ночном белье, он тоже сидел на диване, согнувшись, держал за шнурок ботинок и раскачивал его, точно решал — куда швырнуть?
Клим несколько отрезвел к тому времени, как приехали
в незнакомый переулок, прошли темным двором к двухэтажному флигелю
в глубине его, и Клим очутился
в маленькой, теплой
комнате, налитой мутно-розовым
светом.
Кутузов, задернув драпировку, снова явился
в зеркале, большой, белый, с лицом очень строгим и печальным. Провел обеими руками по остриженной голове и, погасив
свет, исчез
в темноте более густой, чем наполнявшая
комнату Самгина. Клим, ступая на пальцы ног, встал и тоже подошел к незавешенному окну. Горит фонарь, как всегда, и, как всегда, — отблеск огня на грязной, сырой стене.
Было около полуночи, когда Клим пришел домой. У двери
в комнату брата стояли его ботинки, а сам Дмитрий, должно быть, уже спал; он не откликнулся на стук
в дверь, хотя
в комнате его горел огонь, скважина замка пропускала
в сумрак коридора желтенькую ленту
света. Климу хотелось есть. Он осторожно заглянул
в столовую, там шагали Марина и Кутузов, плечо
в плечо друг с другом; Марина ходила, скрестив руки на груди, опустя голову, Кутузов, размахивая папиросой у своего лица, говорил вполголоса...
Лишь только они с Анисьей принялись хозяйничать
в барских
комнатах вместе, Захар что ни сделает, окажется глупостью. Каждый шаг его — все не то и не так. Пятьдесят пять лет ходил он на белом
свете с уверенностью, что все, что он ни делает, иначе и лучше сделано быть не может.
Потом Штольц думал, что если внести
в сонную жизнь Обломова присутствие молодой, симпатичной, умной, живой и отчасти насмешливой женщины — это все равно, что внести
в мрачную
комнату лампу, от которой по всем темным углам разольется ровный
свет, несколько градусов тепла, и
комната повеселеет.
В комнате тускло горит одна сальная свечка, и то это допускалось только
в зимние и осенние вечера.
В летние месяцы все старались ложиться и вставать без свечей, при дневном
свете.
Она начала с того, что сейчас опустила шторы, сделала полумрак
в комнате и полусела или полулегла на кушетке, к
свету спиной.
В темноте рисовались ей какие-то пятна, чернее самой темноты. Пробегали, волнуясь, какие-то тени по слабому
свету окон. Но она не пугалась; нервы были убиты, и она не замерла бы от ужаса, если б из угла встало перед ней привидение, или вкрался бы вор, или убийца
в комнату, не смутилась бы, если б ей сказали, что она не встанет более.
Он пошел
в мастерскую профессора и увидел снившуюся ему картину: запыленную
комнату, завешанный
свет, картины, маски, руки, ноги, манекен… все.
— Потом, когда мне было шестнадцать лет, мне дали особые
комнаты и поселили со мной ma tante Анну Васильевну, а мисс Дредсон уехала
в Англию. Я занималась музыкой, и мне оставили французского профессора и учителя по-русски, потому что тогда
в свете заговорили, что надо знать по-русски почти так же хорошо, как по-французски…
Она столько вносила перемены с собой, что с ее приходом как будто падал другой
свет на предметы; простая
комната превращалась
в какой-то храм, и Вера, как бы ни запрятывалась
в угол, всегда была на первом плане, точно поставленная на пьедестал и освещенная огнями или лунным
светом.
Со страхом и замиранием
в груди вошел Райский
в прихожую и боязливо заглянул
в следующую
комнату: это была зала с колоннами,
в два
света, но до того с затянутыми пылью и плесенью окнами, что
в ней было, вместо двух светов, двое сумерек.
Князь проснулся примерно через час по ее уходе. Я услышал через стену его стон и тотчас побежал к нему; застал же его сидящим на кровати,
в халате, но до того испуганного уединением,
светом одинокой лампы и чужой
комнатой, что, когда я вошел, он вздрогнул, привскочил и закричал. Я бросился к нему, и когда он разглядел, что это я, то со слезами радости начал меня обнимать.
Был уже полный вечер;
в окно моей маленькой
комнаты, сквозь зелень стоявших на окне цветов, прорывался пук косых лучей и обливал меня
светом.
— «Зачем же?» — «Они мало
света пропускают
в комнаты и не принимают
в себя жара.
«Вы, верно, не обедали, — сказал Болтин, — а мы уже кончили свой обед: не угодно ли закусить?» Он привел меня
в кают-компанию, просторную
комнату внизу, на кубрике, без окон, но с люком наверху, чрез который падает обильный
свет.
Нас ввели почти
в темную гостиную; было прохладно, но подняли жалюзи, и
в комнату хлынул
свет и жар.
Старый бахаревский дом показался Привалову могилой или, вернее, домом, из которого только что вынесли дорогого покойника. О Надежде Васильевне не было сказано ни одного слова, точно она совсем не существовала на
свете. Привалов
в первый раз почувствовал с болью
в сердце, что он чужой
в этом старом доме, который он так любил. Проходя по низеньким уютным
комнатам, он с каким-то суеверным чувством надеялся встретить здесь Надежду Васильевну, как это бывает после смерти близкого человека.
В буфете и внизу заседали отцы семейств, коммерсанты, денежные тузы; вверху сновала из
комнаты в комнату действующая армия невест, находившаяся под прикрытием маменек, тетушек и просто дам, которые «вывозили» девушек
в свет.
В роскошной спальне Зоси Ляховской теперь господствовал тяжелый для глаз полумрак; окна были задрапированы тяжелыми складками зеленой материи, едва пропускавшими
в комнату слабый
свет.
Да и не подозрение только — какие уж теперь подозрения, обман явен, очевиден: она тут, вот
в этой
комнате, откуда
свет, она у него там, за ширмами, — и вот несчастный подкрадывается к окну, почтительно
в него заглядывает, благонравно смиряется и благоразумно уходит, поскорее вон от беды, чтобы чего не произошло, опасного и безнравственного, — и нас
в этом хотят уверить, нас, знающих характер подсудимого, понимающих,
в каком он был состоянии духа,
в состоянии, нам известном по фактам, а главное, обладая знаками, которыми тотчас же мог отпереть дом и войти!“ Здесь по поводу „знаков“ Ипполит Кириллович оставил на время свое обвинение и нашел необходимым распространиться о Смердякове, с тем чтоб уж совершенно исчерпать весь этот вводный эпизод о подозрении Смердякова
в убийстве и покончить с этою мыслию раз навсегда.
Я, милейший Алексей Федорович, как можно дольше на
свете намерен прожить, было бы вам это известно, а потому мне каждая копейка нужна, и чем дольше буду жить, тем она будет нужнее, — продолжал он, похаживая по
комнате из угла
в угол, держа руки по карманам своего широкого, засаленного, из желтой летней коломянки, пальто.
Зала эта,
в которой ждал Митя, была огромная, угрюмая, убивавшая тоской душу
комната,
в два
света, с хорами, со стенами «под мрамор» и с тремя огромными хрустальными люстрами
в чехлах.
Когда еще до
свету положили уготованное к погребению тело старца во гроб и вынесли его
в первую, бывшую приемную
комнату, то возник было между находившимися у гроба вопрос: надо ли отворить
в комнате окна?
Весь столь противный ему профиль старика, весь отвисший кадык его, нос крючком, улыбающийся
в сладостном ожидании, губы его, все это ярко было освещено косым
светом лампы слева из
комнаты.
Какие они им подносят перспективные виды собственных
комнат с щеткой на правом плане, грядкой сору на вылощенном полу, желтым самоваром на столе возле окна и самим хозяином,
в халате и ермолке, с ярким бликом
света на щеке!
Быстро взбираясь по тропинке виноградника, я увидел
свет в комнате Аси… Это меня несколько успокоило.